Непросто решиться рассказать о том, что вот уже более года мучает меня. Так получилось, что я отказалась от усыновлённого ребёнка, который стал практически родным. И пусть не спешат осуждать поступок великие критики и советчики. Чтобы понять причины, нужно побывать в такой же ситуации.
Девичьи мечты
Начну по порядку. Наверное, лет с 15 я мечтала выйти замуж и родить детей. Чем больше, тем лучше. Но судьба распорядилась по-другому. Достойного мужчину не нашла. Все попытки забеременеть были безуспешны. Врачи в итоге вынесли приговор: бесплодие. Для меня это стало крушением надежд.
Я впала в длительную депрессию, ничто меня не радовало. Отчаянно завидовала своим ровесницам, у которых были семьи, и не могла понять, за что же Боженька наказал меня.
Прозрение пришло внезапно. Было непонятно, почему раньше такая мысль не приходила в голову. Зацепила фраза из фильма, в котором героиня Алёны Бабенко сказала, что дети приходят разными путями в семью. Вот тогда и родилась идея усыновить ребёнка из детского дома.
Важное решение
Главное – решиться. А дальше всё складывается, как кусочки пазлов в единую мозаику. Прочитала информацию в интернете, погуглила адреса детских домов и интернатов в родном городе, стала узнавать, к кому обратиться, чтобы усыновить ребёнка. Подруги, узнав о моих планах, разделились на два лагеря. Одни поддерживали, другие предостерегали об опасности не справиться с «плохими генами» брошенных детей. На советы и мнения я отвечала одной фразой, ставшей девизом: «Хочу усыновить ребёнка!»
Мне казалось, что с трудностями можно справиться, если любить детей, правильно воспитывать, вкладываться в их развитие. Изголодавшись по материнству, я на многое была готова. А пресловутые «гены» считала выдумкой. Или сильно преувеличенным фактом, которым прикрывались от бессилия неудачники.
Обратившись в органы опеки и попечительства, написала заявление, предоставила документы. Одобрение получила быстро. Изучив мои материальные возможности, квадратные метры квартиры, характеристики соседей и с места работы, опека дала направление в один из детских домов. Мне хотелось усыновить ребенка малютку, чтобы он не помнил своих биологических родителей.
«Своего» малыша увидела сразу: мальчик 2 лет, со светлыми пушистыми волосиками и серыми глазами. Он так напоминал внешностью меня в раннем детстве, что сомнений не оставалось.
Директор детского дома внимательно посмотрела на меня, после того, как я озвучила решение и пригласила на разговор в кабинет. Оказалось, у Степана есть старшая сестра Вера, 3 лет. Встала дилемма: разлучать родственников или нет. Я взяла паузу на неделю. Вернулась за малышами через 2 дня. Степана никак не могла забыть, а то, что у него сестрёнка имеется, восприняла как знак судьбы.
«Мамские» будни
Дошкольное детство ребят вспоминаю с благодарностью. Как на крыльях бежала после работы в детский сад, планировала семейные праздники и выходные дни заранее.
Хотелось дать детям самое лучшее. Они росли, называя меня мамой, моих родителей бабушкой и дедушкой. Заботясь о биографии деток, с самого появления их в своей жизни делала много фотографий, оформляла альбомы.
Вера могла быть капризной, проявлять агрессию по отношению к своим сверстникам во дворе, отбирать у них игрушки, обижать Степана. Но мне удавалось поговорить с девочкой, успокоить, побудить извиниться за поведение.
Степан рос спокойным ребёнком, любил часами играть с машинками, легко находил общий язык с другими ребятами. Но в общении был избирателен.
В начальной школе дети радовали первыми успехами, хорошими отметками. Вера посещала кружок хореографии, а Степана я отдала в спортивную школу на секцию футбола.
Первые проблемы
Казалось, ничто не предвещало трагедии. Я была счастлива. Первые тучи начали сгущаться, когда дочь перешла в 7 класс. Вера внезапно стала дерзкой, забросила учёбу, уходила из дома без разрешения. Стала безобразно краситься, одеваться во всё чёрное. На мои расспросы Степан пожимал плечами и отвечал, что Вера стала готом. Он был равнодушен к изменениям, которые происходили с сестрой, был занят сборами и футбольными тренировками.
Пыталась разговаривать с дочерью, она смотрела презрительно и демонстративно закрывала дверь передо мной. Кульминацией стал вечер, когда Вера не пришла ночевать домой.
Я оборвала телефоны всех её подруг, учителей – безуспешно. Теребила Степана, неужели он не знает, где его сестра? Наконец, удалось выяснить, что у Веры есть друг, старше на несколько лет. Возможно, она находится у него. Со своим отцом и мужем одной из подруг отправились на квартиру.
Когда хозяин открыл дверь, мы ужаснулись: в клубах дыма, со стаканами в руках девушки и парни, как зомби сновали по комнате, играла дикая музыка, давящая на нервы, а моя дочь в обнимку сидела на диване с молодым человеком, все руки которого покрывали тату.
Не буду останавливаться на подробностях. Угрожая вызвать полицию, мы силой забрали Веру в 5 часов утра. А на следующий день я отвела её к психологу.
Страдания
Следующий год стал периодом мучений и сплошных страданий. Я боролась за дочь, как могла. Не хотела, чтобы она пошла по дорожке биологических родителей: мать с отцом были алкоголиками. Мы сменили нескольких психологов, но положительного результата не было. Много общалась с такими же одинокими женщинами, усыновившими ребёнка, на интернет-форумах. Они делились своим опытом воспитания, но мне он не помогал.
Периоды затишья сменялись обострениями: Вера уходила из дома, возвращалась под утро пьяная, забросила учёбу. Стала воровать. Пришлось прятать деньги и банковские карты. Не могла понять, что происходит. Я дала ребёнку тепло, достаток, уют. Чего ей не хватало? Задала этот вопрос Вере. Она мне ответила: «Просто я хочу свободы!» Тут я взорвалась: какой свободы? Пить, курить, колоться и проводить время с подозрительными мужчинами старше себя лет на 10? Дочь вообще перестала со мной разговаривать.
Очередной психиатр после консультации сказал: «Понимаете, у неё плохие гены. С этим ничего нельзя поделать. Она человек зависимый. Родители, усыновившие детей, часто сталкиваются с подобными проблемами».
Я решила перейти к крайним мерам. Заперла Веру в комнате, не пустив в компанию сомнительных дружков. В ответ дочь канцелярским ножом порезала вены…
Полное фиаско
«Скорая», полиция, психиатрическая лечебница, комиссия по делам несовершеннолетних. Мне пришлось пройти все круги ада. Поняла, что больше так не могу. Я оказалась плохой матерью для Веры. Не справилась. От переживаний появилась ранняя седина. Стало пошаливать сердце. На свой день рождения, после привычного уже конфликта с дочерью, с приступом попала в больницу. Пришёл проведать только сын. Степан и сказал: «Мам, пусть Вера идёт, куда хочет. Нам с тобой лучше жить вдвоём». Выйдя из больницы, я подала заявление о лишении родительских прав на Веру.
Состоялся суд. И было стыдно. Я думала, Вера осознает, поймёт, что неправа. Но она усмехалась и корчила гримасы. Ей было абсолютно всё равно.
Дочь попала в детский дом, из которого много лет назад я забрала их с братом.
Пришло ли облегчение? Не знаю. Временами мне снится, что Вера плачет и зовёт меня. Просыпаюсь в холодном поту. И думаю ночь напролёт, в чём моя вина, правильно ли я поступила. Но потом вспоминаю наши скандалы, Верино поведение, разгульное и пошлое, совсем не детское, и понимаю, у меня просто не было другого выхода.
Когда мне задают вопрос, можно ли усыновить ребёнка, я отвечаю: «Да. Но вначале изучите наследственность. Чтобы не было потом мучительно больно».
Нина С.
